И это – Мария Башкирцева – художница, которая в конце XIX века на некоторое время стала, пожалуй, самой знаменитой «русской в Париже». При жизни она была известна как живописец и первая красавица, а после ранней трагической смерти огромную популярность обрели её опубликованные дневники.

Наша землячка – первая женщина-художница в мире, чьи работы стали экспонировать в самом авторитетном музее Франции – Лувре.

Даже Энциклопедия визуальных искусств WikiArt описывает национальность Марии как украинка, русская, француженка, вот на сколько народов распространилось её искусство.

Её дневниками зачитывались Цветаева, Брюсов, Хлебников, Батай, Гладстон, Шоу; её ругали Чехов, Лев Толстой и Розанов. Об её эпистолярном романе с Ги де Мопассаном в 1938 году сняли итало-австрийский фильм. В Ницце её именем названа улица. Откровенность и эмоциональность дневника, опубликованного через три года после её смерти, стали примером для множества женщин-писательниц, которые печатали свои дневники в ХХ веке, от Кэтрин Мэнсфилд до Анаис Нин.

Мария происходила из зажиточного полтавского дворянского рода, чьё поместье было в восьми верстах от знаменитой Диканьки князей Кочубеев. Родители рано разошлись, и мать, наполовину француженка, увезла девочку в Европу, по столицам и курортам которой – от Ниццы и Неаполя до Парижа и Баден-Бадена семья кочевала многие годы, наслаждаясь богатством.

 «Я видел её только раз, видел только в течение одного часа – и никогда не забуду её. Двадцати трёх лет, она казалась несравненно моложе. Почти маленького роста, пропорционально сложенная, с прекрасными чертами кругловатого лица, со светло-белокурыми волосами, с тёмными, как будто сжигаемыми мыслью глазами… Башкирцева с первого взгляда производила так редко испытываемое впечатление сочетания твёрдой воли с мягкостью и энергией с обаятельной наружностью. Всё в этом милом ребёнке обнаруживало выдающийся ум».

Французский поэт Франсуа Коппе

А девочка, безусловно, была одарённой: она говорила на нескольких языках как на родных, думала о карьере профессиональной певицы (меццо-сопрано) и показывала большие успехи в рисовании. При чтении дневника видно, каким горячим темпераментом и настойчивым характером отличалась Башкирцева, как она хотела славы. Австрийский драматург-декадент Гуго фон Гофмансталь (автор либретто для опер Рихарда Штрауса) даже говорил, что у неё «комплекс Наполеона».

«К чему лгать и рисоваться! Да, несомненно, что моё желание, хотя и не надежда, – остаться на земле во что бы то ни стало. Если я не умру молодой, я надеюсь остаться в памяти людей как великая художница, но, если я умру молодой, я хотела бы издать свой дневник, который не может не быть интересным».

Из дневника Марии Башкирцевой

К сожалению, осуществилось второе.

Проблемы со здоровьем, начавшиеся, когда ей было 16 лет, помешали осуществить мечты в певческой карьере. Несколько выгодных браков сорвались. Со временем Башкирцева поняла, что у неё смертельная болезнь – чахотка (туберкулёз), и настроилась жить, беря от жизни всё.

В 1877 году она решила стать профессиональной художницей и поступила в единственное учебное заведение в Париже, где женщин учили рисовать, – Академию Жюлиана. Несколько лет упорного труда в мастерской по 8–10 часов в сутки – и её полотна приняли на знаменитый Салон. Однако, несмотря на похвалы прессы, её обошли награды, причём, возможно, лишь потому, что она женщина. Простуда, которую Башкирцева подхватила на улице, привела к обострению её болезни, и через несколько дней она умерла.

Согласно найденным в Национальной библиотеке Франции записям, Мария Башкирцева родилась 24 ноября 1858 года в имении Гавронцы (Гайворонцы) Полтавской губернии, недалеко от Полтавы, в Российской империи, в семье местного предводителя дворянства, действительного статского советника Константина Башкирцева и Марии Бабаниной.

Отец, Константин Павлович Башкирцев, учился в Нежинской гимназии, а затем на юридическом факультете Киевского Университета.

Мать Марии, Мария Степановна, из старинного дворянского рода Бабаниных, имение которых находилось в с. Черняковка, в 30 верстах от имения Башкирцевых в с. Гавронцы той же Полтавской губернии. Она окончила Полтавский институт благородных девиц.

  Часть детских лет Маши прошла в полтавском селе Черняковка. Когда Маше было 12 лет, она с матерью и другими членами семьи отправилась в путешествие по Швейцарии и Австрии. Тогда же Мария начала писать ставший затем знаменитым дневник. Вела она его до последних дней жизни (всего он насчитывает 105 тетрадей).

В дневнике девушка делилась и своими многочисленными влюблённостями. Башкирцева известна не только как автор дневника, но и как художница. Во время обучения в Париже в частной художественной академии Родольфо Жюлиана одним из её учителей был художник-натуралист Жюль Бастьен-Лепаж. Девушка оставила после себя множество работ, среди которых портреты, рисунки, эскизы, пастели и скульптурные композиции. Многие из них мать Марии передала в Русский музей в 1908 году. Затем части этой коллекции разошлись по нескольким музеям страны (большинство работ художницы исчезли во время Великой Отечественной войны), а часть осталась в Петербурге. Помимо этого, работы Башкирцевой хранятся в Третьяковской галерее, Лувре, Музее Орсе, Музее изобразительных искусств Ниццы и др.

После того, как у девушки диагностировали чахотку, большую часть времени она проводит в курортных местах, а в дневнике же стали появляться мысли о смерти. Чем дальше, тем больше размышляла Башкирцева о необходимости публикации своего дневника. В последний год жизни она начала вести неоднозначную, ставшую известной переписку с Ги де Мопассаном, посещавшим могилу Башкирцевой после её смерти.

Мария скончалась от чахотки в 25-летнем возрасте. Была погребена на маленьком парижском кладбище Пасси рядом с Гримальди, Дебюсси, Мане и потомками Талейрана.

Таким трагическим образом воплотилось её стремление: «Что бы ни случилось, всегда нужно быть в хорошем обществе». Её мавзолей создал друг Марии и брат Жюля Эмиль Бастьен-Лепаж. Внутри мавзолея находится мольберт художницы, несколько её полотен и скульптура.

 Знаменитый дневник Башкирцевой впервые был издан в Париже в 1887 году на французском языке, сразу приобрёл большую популярность. Произведение отличалось откровенностью, психологизмом и драматизмом. В нём проявилась яркая, романтическая и обречённая натура автора. На русском дневник Марии появился в 1901 году в издательстве М.О. Вольфа. С тех пор он пережил огромное количество изданий на различных языках. В 1980-е годы во Франции был найден оригинал знаменитого дневника, который считали утраченным. Он помог выявить все неточности и пропуски уже изданной версии и выпустить новое, полное издание дневника в 2010-х годах.

Дневник Башкирцевой и сама её личность находили большой отклик в культуре Серебряного века. Их высоко ценила Марина Цветаева, обменивавшаяся письмами с матерью Марии и посвятившая девушке первый поэтический сборник, их воспевали Валерий Брюсов и Велимир Хлебников.

С детства Мария играла на арфе, рояле, мандолине, гитаре, прекрасно рисовала и едва не стала оперной певицей. Но выбрала живопись: «В этом будет вся моя жизнь».

По окончании Академии Жулиана Мария получила золотую медаль на конкурсе ученических работ.

После смерти художницы были проведены специальные выставки во Франции (1885 г.) и Нидерландах (1887 г.). Несколько картин покупает Лувр (позже передаст в музей д'Орсэ), а её «Совещание» – Люксембургский национальный музей.

Имя Башкирцевой занесено в список «Бессмертие» Люксембургской галереи Парижа (талантливые художники, преждевременно ушедшие из жизни).

А вот и отзывы известных людей о литературном таланте Марии Башкирцевой и её произведении:

Ги де Мопассан, писатель: «Это была единственная Роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, если бы знал, что он будет настолько лучистым и таким коротким» (хотя авторство Мопассана оспаривают).

Франсуа Коппе, поэт и драматург: «Я видел её только раз, видел только в течение одного часа – и никогда не забуду её ...Всё проявляло выдающийся ум».

Марина Цветаева, поэтесса: «Марию Башкирцеву я люблю безумно, безумной любовью. Я целых два года жила тоской о ней. Она для меня так же жива, как я сама».

Валерий Брюсов, литературный критик: «Это – я сам, со всеми своими мыслями и мечтами».

Уильям Гладстон, премьер-министр Великобритании: «Дневник» – самая значительная книга столетия».

Мария получила домашнее образование, экстерном сдала выпускные экзамены в одном из местных лицеев (1873 г.), а затем за два года – и семилетний курс парижской Академии Жулиана (1877–1879).

После себя оставила полторы сотни художественных полотен, более двух сотен акварелей и эскизов, скульптуры и сенсационный «Дневник».

Мария была полиглотом: свободно владела французским, немецким, английским, итальянским и русским; изучала турецкий и латынь.

Жизни и творчеству художницы посвящены: «Вечерний альбом» Марины Цветаевой (1910 г.), книги «Мария Башкирцева. Портрет без ретуши» Колетт Конье (1984 г.) и «Мадемуазель Башкирцева. Истинная жизнь» Александра Александрова (2003 г.).

В городе Ницца на улице имени Башкирцевой (ведущей к Английской набережной) над фонтаном из белого камня на мраморной плите золотыми буквами высечено: «В память о Марии Башкирцевой». Благодарная Ницца считает её своей.

И вот запись о Ницце из дневника Марии:

- Я смотрю на Ниццу, как на место изгнания… С зимою появится общество, а с обществом веселье, тогда будет уже не Ницца, а маленький Париж. А скачки! Ницца имеет свою хорошую сторону. Тем не менее, шесть или семь месяцев, которые надо здесь провести, кажутся мне целым морем, которое надо переплыть.

Не прошло и двух лет, как свое мнение молодая барышня кардинально изменила:

– О, Ницца, Ницца, есть ли в мире другой такой чудный город после Парижа? Париж и Ницца, Ницца и Париж! Франция, одна только Франция! Жить только во Франции!

Картины художницы ныне хранятся кроме перечисленных выше, во французских Петит Палас, музее Жюля Шере, Замке Генриха IV, амстердамском Рейксмузеуме, а также в частных коллекциях.

Украине не повезло: значительная часть произведений уничтожена в ходе пролетарской революции 1917 года, гражданской и Второй мировой войн, так что имеются только три оригинала – в Харькове, Днепре и Сумах.

Во Франции существует премия имени Башкирцевой, которой награждают молодых художников из разных стран. Среди лауреатов – украинец Марко Гейко.

Мария Башкирцева: «Любовь дает возможность представить себе мир таким, каким он должен быть».

В её жизни было всё. Богатство, роскошь, предвосхищение малейших желаний, обожание, переходившее со стороны деда и матери в боготворение. Она родилась в богатой и родовитой семье, где славились роскошью и хлебосольством, но почти не помнила Украины, так как в десятилетнем возрасте была увезена за границу из-за слабого здоровья, по настоянию обожавшего её деда – англомана, аристократа, библиофила, тонкого ценителя искусства. Почти не помнила она и отца, с которым мать рассталась, выиграв бракоразводный процесс, что тогда была редкостью для России.

Мария проведёт своё детство, вдыхая аромат миндальных садов на юге Франции, слушая негромкий шум моря на Лазурном берегу, засыпая под его рокот. Многие места старой Европы, знаменитые одним своим звуком, станут ей родными: Ментона, Лондон, Париж, Ницца. Не будет ни одного музея, ни одной картины, ни одного спектакля, концерта, который Мари, Муся, Мусенька – так звали обожающие её родные – не увидела, не посмотрела, не оценила бы, не записала в свой знаменитый сенсационный (позже, позже!) «Дневник»... Она живёт в каждодневном общении с прекрасным, оно даёт ей как бы второе дыхание. Её дневник, по отзыву современников, подобен великолепной ткани, вывороченной наизнанку.

Одиночество, его золотая клетка, (из-за рано развившихся болезней –хронического ларингита, похитившего голос, великолепный от природы, и слух, данный лишь редкостным пианистам, может быть, таким, как Лист или Шопен, а позже – туберкулёз, уже приведший к могиле) и «было той силой, что поднимало со дна её души всё, что там находилось». Больше всего её терзала мысль о бесследности, полном исчезновении. «Если душа чувствует, любит, ненавидит, желает, если, наконец, одна только эта душа заставляет нас жить, каким же образом происходит, что какая-нибудь царапина этого бренного тела, какой-нибудь внутренний беспорядок, какой-нибудь излишек вина или пищи – каким образом всё это может заставить душу покинуть тело?». Этим вопросом Мари озабочена постоянно, сколько бы не было ей лет... Может быть, поэтому у девочки, постоянно окружённой врачами, их советами и порой слишком навязчивой опекой родных, развивается стремление заявить о себе, развить свои недюжинные таланты – в музыке, пении, рисовании, покорить ими, этими талантами, Мир?

Многие потом писали о сильно развитом у Башкирцевой чувстве тщеславия, самолюбования и гордыни. Но, скорее всего, здесь – другое.

Просто-напросто, как все недюжинные натуры, она быстро перерастает уровень окружающих её людей – пусть и беззаветно любящих, пусть и преданных, – и начинает осознавать свою обречённость на одиночество.

«Кому много дано, с того многое и спросится!» – написано и придумано не нами. Трудная, похожая на блеск рано сорвавшейся с неба звезды жизнь Марии Башкирцевой – тому подтверждение.

Она не имела внешности «синего чулка», её дарования и познания в литературе, музыке, живописи, химии поражали современников, но в итоге такое блистательное вступление в жизнь, такой каскад упоительных возможностей обрывается столь внезапно, что, впервые увидев даты её жизни, думаешь: не опечатка ли это?!

Образ Марии Башкирцевой в расцвете её таланта и за несколько месяцев до смерти взволнованно рисует рассказ известного в своё время во Франции критика Франсуа Коппе. Вот отрывок из него...

«В эту минуту вошла мадемуазель Мари. Я видел её только раз, я видел её в течение какого-нибудь часа – и никогда не забуду её. В свои 23 года она казалась гораздо моложе, небольшого роста, при изящном сложении, лицо круглое, безупречной правильности: золотистые волосы, тёмные глаза, светящиеся мыслью, горящие желанием всё видеть и всё знать, губы, выражавшие одновременно твёрдость, доброту и мечтательность, вздрагивающие ноздри дикой лошади. М-ль Башкирцева производила с первого взгляда впечатление необычайной... воли, прячущейся за нежностью, скрытой энергии и грации. Всё обличало в этой очаровательной девушке высший ум. Под этой женской прелестью чувствовалась железная, чисто мужская сила. На мои поздравления, она отвечала мне мелодичным, приятным голосом, без всякой ложной скромности признаваясь в своих горделивых замыслах... в своём отчетливом желании славы. Чтобы посмотреть другие её работы, мы поднялись в мастерскую. Любопытство влекло меня в более тёмную часть мастерской, где я увидел тома, стоявшие плотными рядами на полках. Тут были все высокие творения человеческого духа и все – на своих родных языках – и французы, и англичане, и немцы, и древние греки. И русские, и итальянцы. И это вовсе не были книги, выставленные напоказ. Это были настоящие книги, читанные и перечитанные, потрёпанные, изученные. Рядом стоял открытый рояль, на котором прекрасные руки Мари переиграли всех музыкальных авторов».

«Мне уже пора было удалиться», – рассказывает в своём «Предисловии к каталогу картин М.К. Башкирцевой» (для парижской выставки 1877 года) Франсуа Коппе – «и странно, я испытывал в эти минуты какую-то скрытую тревогу, какой-то страх, – я не решаюсь сказать: предчувствие. При виде этой бледной, страстной девушки, мне представлялся необыкновенно роскошный тепличный цветок с необыкновенным ароматом, и какой-то тайный голос как бы шептал мне: «Слишком много за раз!». Это было действительно слишком...».

Прислушаемся же к нашей героине, которая успела блистательно описать свою короткую жизнь. Её дневник поможет нам в этом, дневник, изданный впервые в 1887 году во Франции, на французском же языке, и вызвавший настоящую сенсацию. Дневником болели, восторгались, его отрицали, над ним посмеивались и даже сомневались в подлинности, но не оставались равнодушными!

Дневник написан предельно откровенно, подобных ему почти нет в истории, и, может быть, поэтому он подвергался столь яростной критике...

К слову сказать, в России он не был издан вплоть до 1999 года, как не было до сих пор и ни одной выставки работ Башкирцевой в России или в Украине, и мало кто может судить о ней, как о незаурядном и талантливейшем художнике конца XIX века. (Лишь сравнительно недавно незаурядность личности Башкирцевой стала привлекать внимание учёных-психологов, пытающихся раскрыть феномен потенциала творческой личности вообще и женской личности – особо).

«Мне кажется, никто не любит всего, как я люблю, – пишет Мария на сокровенных страницах, – искусство, музыку, живопись, книги, шум, тишину, смех, грусть, тоску, шутки, любовь, холод, солнце, всякую погоду, все времена года, спокойные равнины России и горы вокруг Неаполя, снег зимою, осень с её дождями, весну с её тревогой, спокойные летние дни и прекрасные ночи, наполненные сверкающими звёздами... Я люблю всё до обожания. Я хотела бы всё видеть, всё обнять, всё иметь, слиться со всем!». И тут же о себе, пронзительная фраза: «Я подобна свече, разрубленной на четыре части и горящей со всех концов».

А ведь её упрекнут в холодном темпераменте: полюбила не мужчину, а искусство – до страсти, до самозабвения, решив отдать ему всю жизнь...

Да, было так, иначе откуда бы возникло за очень короткий период более 150 картин? Но как ошибались говорящие о том, что в ней больше было мужских качеств, чем женских, что она была холодна, как лёд! Они просто не имели возможности заглянуть в её письма к Мопассану, которые до сих пор известны обрывочно. Два слова об этом странном письменном романе. Она не искала со знаменитым тридцатилетним писателем встреч, свиданий, но её письма – талантливые, нервные, блестяще написанные, со свободными ссылками на древних и современных авторов, скрыто чувственные, женственные, остроумные, немного грустные (она боялась грусти, считая, что это не должно занимать в жизни женщины много места: «Спросите у всех, кто меня знает, о моём расположении духа, и Вам скажут, что я – самая весёлая, самая беззаботная и самая счастливая, так как я испытываю величайшее наслаждение казаться сияющей.. и охотно пускаюсь в учёный спор или пустую болтовню»).

Задели болезненную душу Мопассана, вызвав его на откровенность. Он был очарован письмами русской незнакомки, он жаждал прочесть новые строки, в его ответных письмах чувственный цинизм перемешивается с глубокой откровенностью и плохо скрытой нежностью к очаровавшей его Мари. И может быть, только чтобы оградить себя от готовящейся нахлынуть на него лавины чувств, он пишет Марии цинично-остроумное письмо, которое она сочтёт оскорбительным для себя. Башкирцева отвечает Мопассану последний раз: «Вы не тот, кого я ищу. Но я никого не ищу, ибо полагаю, что мужчины должны быть аксессуарами в жизни сильных женщин. Невозможно поручиться за то, что мы созданы друг для друга. Вы не стоите меня. И я очень жалею об этом. Мне так хотелось бы иметь человека, с которым можно было бы поговорить». Переписка оборвалась, и все попытки со стороны Мопассана возобновить её, встретиться с Мари, были тщетны.

Она остаётся одна. Золотая клетка её одиночества захлопывается ещё сильнее. Она слышит, как поворачивается ключ. Она уходит в себя, уходит в музыку, живопись, книги, ею овладевает лихорадка чтения, жажда всё больших знаний, она составляет план занятий, находя, что её образование – хаотично, бессистемно. Читает на латыни, французском, английском по 5–6 книг и десяток газет за день!

Пренебрегает советами врачей, играет на рояле по многу часов в день, а ведь ей запрещено. Но она всегда игнорировала свою физическую слабость, не говорила о болезни вслух, презирала заботу о телесном, вышучивала свой кашель и согласилась серьёзно лечиться, лишь когда всё уже было запущено. Она говорила, что отдаться полностью живописи – это её мечта.

После первых же занятий в Академии профессор Жулиан отмечал успехи новой ученицы. «Я думал, что это каприз балованного ребёнка, но я должен сознаться, что она действительно работает, что у неё есть воля и она хорошо одарена. Если это будет продолжаться, то через три месяца её рисунки могут принять в Салон» (ежегодная парижская выставка). Так оно и случилось.

Мария работает полубольная, по 12–14 часов в день, почти ночует у мольберта и холстов. Учителя в изумлении смотрят на профессиональные холсты начинающей ученицы, оскорбительно выпытывают: ей ли самой принадлежат все эскизы и рисунки... По академии ходят слухи, что почти все её картины принадлежат художнику Жюлю Бастьену-Лепажу – мастеру реалистического пейзажа, с которым у «одержимой» русской якобы роман. А Мария запишет в дневнике, что Бастьен-Лепаж не может долго вдохновлять как учитель. Если она повторяет Бастьен-Лепажа, то это – пагуба. Сравняться с тем, кому подражаешь – невозможно... Величайшие мастера велики только правдой, и те, которые смеются над натурализмом, – дураки и не понимают, в чём дело. Что же такое возвышенное искусство, если не то искусство, которое, изображая перед нами тело, волосы, одежду, деревья с полнейшей реальностью, доходящей почти до обмана чувств, передаёт в то же время душу, мысль, жизнь...» (М. Башкирцева, «Дневник»).

Она писала о жизни, о красках и тонах, которые правдивы и поют, она получала медали и призы на выставках, она познала вкус прижизненной Славы, но не была ею прельщена: «Радости от побед нет, потому что это достигнуто долгим и кропотливым трудом, в них нет ничего неожиданного, а также я чувствую себя на пути к более высокому и совершенному, и содеянное уже не удовлетворяет» (Там же).

Она была на пути к высокому, но – небесному, а не земному. Скоротечный туберкулёз отнимал её последние силы. Она подолгу лежала в постели, вынуждена была прервать занятия, но на последней своей, неоконченной, картине нарисовала молодую женщину, сидящую на траве в цветущем весеннем саду.

Некоторую часть картин родные увезли на родину, и они погибли в начале Второй мировой при бомбёжке окрестностей Киева.

Но имя её не кануло бесследно. На каменном свитке статуи, символизирующей бессмертие (работа французского скульптора по заказу правительства) выбито её имя – Мария Башкирцева.

Маленькая и хрупкая девочка на самом деле отличалась недетским честолюбием, целеустремлённостью и большими амбициями. Обладая незаурядными способностями в области изобразительного искусства, девочка была ещё наделена и безупречным слухом, а также сильным и чистым, с широким диапазоном, меццо-сопрано. Она превосходно освоила игру на рояле, арфе, гитаре и мандолине.

В возрасте 16-и лет девушке диагностировали чахотку, осложнение перешло на горло, что привело к утрате певческого голоса и появлению постепенно нарастающей глухоты. Если бы не это прискорбное обстоятельство, биография Марии Константиновны Башкирцевой, возможно, была бы совсем иной. В Академии Жюлиана находилось много студенток из Америки, Бразилии, Канады и большинства европейских стран. Среди них учились две известные в будущем художницы, Анна Билинская-Богданович (1857–1893) из Польши и Луиза Бреслау (1856–1927) из Швейцарии, которых Башкирцева, как она отметила в своём дневнике, считала своими единственными настоящими соперницами.

Начиная с 1880 года, и до самой своей кончины Мария Башкирцева участвовала в регулярных экспозициях престижнейшей художественной выставки Парижского салона. Исключением был только 1883 год. Полотно «В студии. Мастерская Жюлиана», выставленное художницей в 1882 году, получило второе место, картина «Встреча» и пастельный портрет её кузины в 1984 году удостоились почётного упоминания жюри. Выставки Башкирцевой проходили с большим успехом, впоследствии критики скажут, что она могла бы стать «Бальзаком живописи».

Основной темой произведений Башкирцевой были женские и детские портреты, в которых она всегда мастерски передавала настроение, характер, глубокое душевное состояние своих моделей, что является несомненным признаком высокого художественного мастерства автора. Также она любила писать парковые пейзажи и городские сюжеты.

Башкирцева стала первым русским художником, чьи работы приобрёл Лувр. Такие картины Башкирцевой, как «Парижанка» (в Petit Palais), «Автопортрет с палитрой» (1883 г.) и «Восточная женщина» (обе в музее Cheret в Ницце), «Бойдар Карагеоргиевич» (в Белграде) и другие были написаны в традициях реализма салонной живописи 1880-х годов.

В начале XX века мать Башкирцевой передала в дар Русскому музею Александра III собрание художественных работ своей дочери. В коллекцию входили рисунки, этюды, выполненные маслом полотна, пастели. Тринадцать рисунков и восемь живописных произведений художницы Русский музей оставил в своей экспозиции. В начале 1930-х годов несколько работ было передано Красноярскому музею и два полотна – Днепропетровскому. В украинские музеи было предоставлено 127 произведений Башкирцевой, из которых сейчас в стране осталось три картины, остальные пропали во время Великой Отечественной войны. Из Харьковской галереи в период эвакуации утрачено 66 полотен, судьба остальных работ не известна. Самые известные работы художницы за рубежом представлены в коллекции парижского музея Орсе и в Лувре. Некоторые из её произведений находятся в частных коллекциях по всему миру.

Мария Степановна пережила свою знаменитую дочь на 36 лет, нашла упокоение в Париже в склепе своей же дочери, там же похоронены тётя и племянница Марии Башкирцевой.

В 1876 г. в Риме, путешествуя по Италии, Мария брала уроки живописи у художника Вильгельма Котарбинского, посещала дворцы и галереи, знакомилась с творчеством великих мастеров, что и привело её к решению посвятить свою жизнь живописи.

В том же 1876 г. – вернулась на родину. С радостью в сердце Мария посетила своих родственников в с. Черняковка и с. Гавронцы, вспомнив своё детство.

В 1881 г. семья снова вернулась в с. Гавронцы, где Мария очень много работала, в частности, писала портреты. Башкирцевы посетили Полтаву, Харьков, Сумы, Киев. Мария восхищалась величием Днепра и красотой старинного города. В 1882 г. в третий раз, и в последний раз, Мария приезжала в Украину.

Всю свою жизнь Мария занималась самообразованием: она увлекалась изучением иностранных языков, занималась игрой на музыкальных инструментах и вокалом (ей даже прочили славу оперной дивы, но расплатой за пение стала болезнь горла и частичная глухота к 16 годам с постепенным усугублением до почти полной потери слуха в 19 лет), рисованием и литературой. Каким нужно обладать мужеством, чтобы сохранить талант, но потерять слух. Как не сказать: великая, хоть и оглохшая!

В полтавской Диканьке функционирует музей с копиями полотен Башкирцевой, а в Черняковцах Чутовского района установлен памятный знак и проводятся молодёжные фестивали её имени.

Нашу соотечественницу из полтавского села похоронили на парижском кладбище Пасси, далеко от земли, родившей её и одарившей незаурядным талантом.

Перейдя к нашим дням, хочется спросить: кто из детей, ровесников Башкирцевой, сегодня так тянется к чтению?

Л.А. Карамзина, доктор биологических наук, ГУ «Институт общественного здоровья им. А.Н. Марзеева  НАМН Украины»