В.Я.Слободянюк

Говорят ветераны…

Нет, не забыть нам сорок пятый.
Он нам запомнился – тот год,
Когда концу войны проклятой
Салютовал весь наш народ.

Мы помним также сорок первый,
Когда безусые юнцы
Сражались рядом с «старичками»
в снегах на подступах Москвы.

Мы помним пекло Сталинграда…
Нам ничего нельзя забыть,
И по ночам хоть ноют раны,
Но надо жить, нам надо жить.

Нам жалко тех, кто не вернулись,
Которые уж не придут,
И тех, которых позабыли,
И тех, что и поныне ждут.

Их память каждую весну
Молчаньем скорбным отмечаем
И первый тост, смахнув слезу,
Единодушно поднимаем.

Цветочки алые несут
К могилам воинов их внуки
И вдовы-матери всплакнут,
Припомнив горький час разлуки.

Отдавши дань друзьям-героям,
Мы обращаемся к живым,
Желаем им житье иное,
Особенно всем молодым.

Чтобы пожар войны ужасной
Уж никогда не бушевал
И на земле нашей прекрасной
Лишь мирный труд торжествовал

Чтоб дети Ваши, Ваши внуки
Были героями труда,
Не испытали боль разлуки,
Не воевали никогда.

Хотя вот тридцать лет над нами
Войны уж не грохочет гром,
Однако тучи грозовые
По небу движутся кругом.

Они нам вновь напоминают
Кошмары тех военных лет
И как во сне мы видим лица
Друзей, которых больше нет.

И снова душу нам тревожит
Хатыни колокольный звон,
И будто вновь из Саласпилса
Доносит ветер тихий стон.

И чтоб не повторилось вновь,
И нас врасплох бы не застало
Коварство страшное врагов,
Одних лишь пожеланий мало.

Пусть каждый на своём посту,
Кого где жизнь определила,
Лелея мирную мечту,
Не забывает всё, что было.

21 июня 1974г.

Воспоминания первокурсника, студента Киевского Авиационного Института...
Воспоминания о войне

(Фрагмент)

Когда мы в памяти своей
проходим прежнюю дорогу,
в душе все чувства прежних дней
вновь оживают понемногу.
И грусть, и радость те же в ней,
И знает ту ж она тревогу,
И так же вновь теснится грудь,
И так же хочется вздохнуть.

Н. Огарев

Комсомольцам 40х годов, авиационным техникам, механикам, мотористам, электрикам, оружейникам посвящается…

22 июня 1941г. …

22 июня 1941г. было воскресенье. В доме 103б, по ул. Полевой, в общежитии авиационного института студенты утром не торопились вставать.

Ночью, на рассвете, нас разбудили какие-то взрывы, слышные со стороны аэродрома Жуляны. Взрывы продолжались недолго. Студенты решили, что это, наверное, учебная бомбёжка и снова легли спать. Мы уже привыкли к частым воздушным учебным тревогам, которые проводились в городе в последние месяцы.

Во время таких тревог городской транспорт останавливался, а все пассажиры и прохожие обязаны были укрываться во дворах и подъездах и ждать сигнала "отбой". Если кто из них торопился, то ему приходилось пробираться домой пешком задними дворами и глухими переулками, где не было надзора милиции.

Но сколько ни лежи, а вставать надо. Постепенно студенты встали, умылись и решили съездить в центр, на Крещатик, чтобы приобрести билеты на предстоящее открытие Центрального стадиона, строительство которого только что было закончено.

Из-за начала войны церемонию открытия отложили до лучших времён.

Быстро сбегали на первый этаж в буфет позавтракать. Завтрак получали по талонам, которые выдавались студентам ежемесячно, за счёт государственной дотации. А если кто и проел раньше свои талоны и даже не имел денег, то всегда мог покушать в кредит до стипендии. Буфетчик Изя, с хриплым голосом, записывал должников на клочке бумаги.

Старинный трамвай N7, с открытой площадкой посредине, ходивший по маршруту Полевая -Бессарабка, повёз молодых парней на Крещатик. Билеты на открытие стадиона были куплены.

Студенты вернулись на Бессарабку и ждали свой трамвай. В это время завывания сирен объявили очередную воздушную тревогу. Трамвай пришёл на остановку, но не уехал. Милиционер настойчиво предложил всем, кто был на трамвайной остановке, пройти во двор ближайшего дома. Пришлось подчиниться.

Люди во дворе стояли группами и разговаривали кто о чём. С улицы входили изредка новые люди, которых «тревога» застигла на улице. Вот один из вошедших сказал, что он был сейчас на трамвайной остановке и слышал (на остановке был установлен радиопродуктор), как по радио объявили, что сейчас будет экстренное правительственное сообщение. Некоторые, кто посмелее, выглянув за ворота, пошли к репродуктору. Остальные столпились в воротах.

Вскоре, с остановки, послышался голос Молотова, который сообщал о вероломном нападении, о начале настоящей войны… С разных сторон к репродуктору начали молча сходиться люди, останавливались, слушали, опустив головы. Трудно передать словами чувства, которые в это время испытывали люди…

В самом разгаре была весенняя экзаменационная сессия. Уже успели сдать по одному экзамену. Но война резко нарушила размеренную жизнь. Начались работы по противовоздушной обороне. Во дворе института и на территории общежития стояли различные самолёты, которые служили учебным пособием. С воздуха они были хорошо видны и могли навлечь на институт бомбовый удар. Поэтому было решено срочно их разобрать. Выделили несколько бригад студентов и приступили к разборке.

Помнится, когда снимали крылья с самолёта "Вулти" (истребитель) и разъединили бензопровод в стыке крыла, из него полился бензин, который оказался этилированным, и облил кого-то из студентов. Это увидел преподаватель ГСМ, знавший о ядовитых свойствах этого бензина, поднял шум, потребовал остановить работу. Но студенты в этой бригаде оказались первокурсниками, они ещё не изучали ГСМ и не знали, что этот бензин действительно ядовит. Не обращая внимание на предупреждения, постарались побыстрее разделаться с самолётом.

Закончив разборку самолётов, начали рыть окопы-гусли во дворе. Чтобы защитить их сверху от осколков зенитных снарядов и от дождя, накрывали щели снятыми с самолётов крыльями и затем засыпали сверху землёй.

Времени для серьёзной подготовки к экзаменам оставалось всё меньше и меньше.

В общежитии оборудовали подвальное помещение в убежище на случай нападения с воздуха. Было объявлено, что по сигналу "воздушная тревога" все должны немедленно укрыться в подвале.

Однажды, через два или три дня после начала войны, к городу приближалась большая группа немецких самолётов. Прозвучали завывания сирен. Студенты начали спускаться в подвал. Но нашлись среди них такие, которых любопытство потянуло на верхний этаж, к открытым окнам. Им хорошо было видно, как вражеские бомбардировщики строем "девятка" прошли над городом, не встретив сопротивления.

Затем самолёты, сделав круг, снова зашли, со стороны города, на завод "Большевик". Чёрные столбы взрывов взметнулись, и звук взрывов докатился до ушей любопытных. Студентам стало не по себе, и они больше не проявляли подобного любопытства.

Война шла. Радио приносило нерадостные вести. Шла и экзаменационная сессия. Скоро она закончилась. Однако студентов на каникулы не отпустили. Были организованы занятия — в подвале общежития изучали конструкцию авиационного мотора М-11.

Ежедневно выделяли людей для ночного патрулирования города, для усиления охраны важных объектов.

В парке политехнического института расположились зенитные орудия, дававшие о себе знать во время налётов. Над городом каждый день появлялись немецкие и наши самолёты. Вошла в силу светомаскировка.

Пошли слухи о том, что в городе появились диверсанты. Один из преподавателей института показался подозрительным по внешнему виду (пиджак в клеточку, рюкзак за спиной) и был задержан на улице и доставлен в милицию. Чтобы затруднить деятельность диверсантов и облегчить их обнаружение, были сняты номера со всех трамваев. Расчёт был на то, что местные жители и без того знают, какой трамвай куда идёт, а чужак будет вынужден расспрашивать. Остались на трамваях лишь цветные опознавательные огни.

Сотрудники института один за другим стали увольняться и уезжать из Киева. С запада на восток двигалась масса людей, скота. С востока на запад — войска. Поэтому имеющиеся мосты уже не могли обеспечить движение этих встречных потоков. Началось строительство наплавного моста через Днепр. В помощь этому строительству направили всех студентов института.

В первый же день, сразу по прибытии на место, нам поручили разгружать баржи, заполненные мешками с цементом. Из–за отсутствия опыта и сноровки случались разные курьёзы. Двое хватали мешок с цементом и клали его на спину очередному носильщику. Путь его на берег лежал по длинной шаткой доске. Некоторые, потеряв равновесие, падали в воду. Погода стояла жаркая, и такое вынужденное купание не сильно огорчало. А вот в конце работы обнаруживали, что волосы на голове забиты цементом, который трудно оттуда было вычистить.

На второй день первому курсу поручили разбирать прибывающие плоты брёвен и выталкивать брёвна на баржу. Несколько человек с топорами работали на плоту, отделяли от него брёвна. Двое плавали в воде и привязывали к очередному бревну верёвки. Остальная масса студентов была на барже и вытаскивала с помощью верёвок брёвна на палубу.

Работавшие в воде часто сменялись, так как быстро утомлялись от постоянного плавания на быстрине. Погода стояла солнечная, знойная. Многие из студентов обожгли кожу на солнце.

Мост строили следующим образом. Поперёк реки поставили на якорях ряд барж. На них положили мощные двутавровые балки. Поперёк балок положили брёвна. А поверх брёвен нужно было настилать толстые доски.

Старшие курсы работали на самом мосту, а первому курсу доверили подготовительные работы. Основными строителями были солдаты. Были и штатские, как потом выяснилось — беженцы из западной Украины и Польши.

Работы шли круглосуточно. Люди менялись, и работа подвигалась быстро. Каждую ночь немецкие самолёты прилетали бомбить строящийся мост. Но успехов у них не было, всё мимо. Недалеко был так называемый цепной мост. Приходилось наблюдать, как по нему с запада на восток круглые сутки беспрерывно двигались вперемешку стада скота, отдельные повозки, отдельные семьи, отдельные люди с вещами. Кто вёз их на велосипеде, кто на тачке, а кто на спине. Замученные, запылённые, молчаливые, скорбные.

После разборки плотов послали студентов забивать сваи на мелководье. Восемь человек, стоящих на помосте вокруг сваи, подымали за ручки тяжёлую дубовую "бабу" и ударяли по свае. После нескольких ударов бригада сменялась и тут же ложилась на помост для короткой передышки.

И так всю ночь. Всё тело ныло от усталости и солнечных ожогов. Сон валил с ног. Но никто не прекращал работу. И даже заснув на краю помоста на минуту, никто не свалился в воду.

Однажды, помнится, работали мы на левом берегу, где и расположились на ночлег. Там стоял небольшой аккуратный одноэтажный кирпичный домик. А у самого берега стояли стопки нового кирпича, предназначенные для какой-то стройки. Легли спать в домике кто на столах (это была бывшая не то канцелярия, не то бухгалтерия), а кто на полу. Несмотря на открытые окна, было душно. И некоторые из ребят ушли спать на открытый воздух на травке.

Ночью прилетели вражеские бомбардировщики и сбросили большое количество бомб так, что задели и левый, и правый берег. На левом берегу бомбы попали между горок кирпичей и разбросали их. Некоторым студентам, отдыхавшим на свободе, пришлось испытать на себе кирпичные осколки, но, к счастью, всё обошлось.

Мы знали, что наши старшие товарищи (старшие курсы) в эту ночь работали непосредственно на мосту и очень волновались за их судьбу.

Разбудили нас очень рано, усадили на автомашины, выдали лопаты, ломы, топоры и повезли по соседнему мосту на правый берег. Пока ехали по мосту, мы смогли убедиться, что строящийся мост цел и невредим. Бомбы упали в воду. На правом берегу перед нами предстало печальное зрелище — страшный завал.

Оказывается, ночью крайние бомбы упали на край обрыва, который нависал над прибрежным шоссе. Большой участок горы откололся и рухнул вниз. Вместе с ним полетел вниз крестьянский дом, большие и малые деревья и кустарники. У самого подножья горы, между шоссе и вертикальной стеной были вырыты окопы-убежища, туда укрывались во время налётов. Когда начался налет, люди, работавшие на мосту, бросились бежать в эти укрытия. Упавшая гора их накрыла.

В довершение всего был разрушен коллектор городской канализации, и вся эта смесь земли, деревьев и кустов была обильно полита зловонной жидкостью. Нам приказали разбирать завал и извлекать погибших.

Трудное было это дело. Ветви деревьев мешали работать лопатой, приходилось чередовать лопату и топор. Нашли несколько военнослужащих. Но гора навалила слишком много земли. Тут мы впервые увидели своими глазами жертвы войны.

Наши опасения за судьбу старших курсов, работавших в ту ночь на мосту, оказались напрасными. Их спасло то, что они работали далеко от берега и не успели добежать по неготовому ещё мосту до злополучных убежищ, как бомбы были сброшены.

Через несколько дней, когда сооружение моста подходило к концу, студентов построили и объявили, что их вызывают в институт. Строем пошли через город к общежитию. По пути успели заметить, что за те несколько дней пребывания на мосту город изменился. Людей на улицах мало, прохожие молчаливы, озабочены, на нынешней площади Победы постовой милиционер с винтовкой за спиной.

По прибытии в общежитие студентам предложили упаковать все свои вещи и сдать в камеру хранения, а самим быть готовым уходить, временно, из Киева, в связи с приближением фронта.

Рано утром студенты из общежития привычным маршрутом прибыли в учебный корпус на ул. Ленина,51. В столовой был приготовлен завтрак. Готовили его сами студенты, так как обслуживающего персонала уже не было — уехали из Киева. У стенки в столовой были разложены различные продукты, которые предлагалось каждому, по желанию, брать с собой в дорогу. Брали в основном банки сгущённого молока.

После завтрака собирались во дворе, группируясь по курсам. Из бывшей поликлиники (там тоже никого уже не было из персонала) вынесли пачки бинтов, ваты и раздавали студентам в дорогу. Раздавали также нательное и постельное бельё. У кого не было шинели, брали с собой в дорогу одеяло. У кого не было вещевых мешков — наскоро шили из простыней.

Вскоре всё было готово к отходу. Больных погрузили в автомашину. Автобус загрузили продуктами. Легковая машина повезла институтскую кассу. Остальные колонной двинулись через город.

Прошли через Днепр, миновали Дарницу и в лесочке остановились на отдых и обед. Шли довольно медленно. Солнце жгло немилосердно. От работы на строительстве моста ныло всё тело. На ночлег остановились в лесу. Утром снова в путь. Шли глухими просёлочными дорогами. По бокам поля, тишина.

Вдруг в небе появились какие-то самолеты. Прозвучала команда "воздух". Быстро все разбежались по сторонам и залегли в придорожных канавах, кустах, пшенице. Неопознанные самолёты прошли стороной. После этого случая стали внимательнее вести наблюдение за воздухом.

Посреди пустынной дороги в глубокой грязи застряла походная кухня. Повар, он же ездовой, ничего не мог поделать и попросил студентов помочь вытащить кухню. Студенты облепили кухню и буквально на руках вынесли её на сухое место. В кухне оказался полный котёл белоснежной рисовой каши. Кухня отстала от своей части и некому эту кашу есть.

Повар решил раздать кашу студентам. Брали, кто сколько мог, кто в кружку, кто в чайник, а кто и в наволочку. Каша показалась студентам очень вкусной. Наконец повар и студенты, обменявшись благодарностями и пожеланиями, двинулись в путь — повар на запад, студенты на восток.

К полудню пришли в село Требухи или Требухов. Пообедали всухомятку. Тут надвинулись грозовые тучи, и студенты разошлись по домам. Помнится, одна из групп расположилась в здании сельсовета. Там был радиоприёмник, и вокруг него собрались послушать уставшие студенты.

Пошел густой летний дождик. Вспыхнула яркая молния, треснул гром. В приёмнике тоже что-то громко треснуло, и он замолк. Приёмник был подключён к наружной антенне, и это его погубило. К вечеру пришли на станцию Борисполь.

Как выяснилось, конечной целью маршрута был город Харьков, авиационное училище. В Борисполе было принято решение сесть на поезд. Продукты, которые везла автомашина, раздали по группам — хлеб, колбасу, масло. Поездов пока никаких не предвиделось.

Студенты расположились на перроне перед вокзалом, на травке, кто где мог, и устроились на ночлег. Выставили посты, дежурных. Ночью, когда прибыл какой-то поезд, все были подняты по тревоге. Поезд оказался пригородным. Вагоны битком набиты.

Дана команда грузиться на крыши вагонов. Погрузка закончилась быстро. Поезд ушел в ночную тьму… На крышах студенты сгруппировались по курсам, группам, провели перекличку, проверили наличие мешков с продуктами, личными вещами, доложили по команде.

Тёмная ночь, звёздное небо, внизу с боков мелькают перелески, перестук колёс, запах паровозного дыма, ветер в лицо, изредка взлетают в небо сигнальные ракеты.

Куда везешь ты нас, что ждёт нас впереди? Тревога на душе за себя, за своих родных, за всю страну.

Каждый молча о чём-то думает, держась крепко за шершавую чугунную вентиляционную трубу вагона, чтобы не скатится с крыши на повороте или на стрелках, когда вагон бросает из стороны в сторону. Изредка поправляют форменную фуражку, натягивая её глубже, чтобы не унесло ветром. Согнувшись калачиком и положив голову на свой тощий вещевой мешок, студент незаметно для себя засыпает неглубоким, тревожным сном.

Спустя некоторое время, неожиданно проснувшись, с испугом замечает, что он лежит на самом краю крыши, а поезд летит полным ходом. Заползает снова на гребень вагона, осматривается по сторонам, снова поправляет фуражку. Вокруг его друзья-товарищи спят. Согнутые тела их раскачиваются в такт с вагоном. Встречный ветер треплет выбившиеся из-под съехавшей набок фуражки волосы.

На востоке светлеет. Студент, теперь уже бывший, устраивается поудобней на запылённой и закопчённой крыше вагона и снова старается уснуть.

Поезд оказывается пригородным и скоро прибывает на свою конечную станцию. Дальше пришлось следовать на платформе товарного поезда, который вёз с фронта подбитые танки в тыл для ремонта.

Ехали долго. Кончились запасы хлеба. Остались только колбаса и масло. Пытались на станции достать хлеба, но безуспешно. Вид у студентов был неважный. Небритые, неумытые, закопчённые от паровозного дыма и пыльного ветра, обожжённые солнцем лица так, что кожа с носа и ушей снимается лоскутами. Некоторые утеряли фуражки, едучи на крыше вагона, и сейчас прикрывали голову, чем придётся.

Ехали большей частью молча. Сзади гнала нас война. Где-то остались родители, отчий дом, Киев, институт. А впереди неизвестность. Промеж студентов ходили слухи, что якобы кассир институтский пытался скрыться с кассой. Высказывались предположения, что теперь будет с институтом. А больше полудремали, сидя в тени танка. По сторонам мелькали поля Полтавщины, а затем и Харьковщины.

Наконец прибыли в Харьков. С вокзала пошли пешим строем походной колонной под командой представителя военной кафедры капитана — бывшего кавалериста, отправились за город в училище.

С дороги всех покормили и направили в баню. Все вещи пришлось сдать на хранение в склад. Тут же выдали обмундирование. На выходе из бани студенты с непривычки не узнавали друг друга.

Несколько человек были 1924 г. рождения (от редактора: в том числе и Слободянюк В.Я). Нам сказали, что не могут зачислить курсантами, так как нам ещё не исполнилось по 17 лет. Когда же мы стали настойчиво просить, нам предложили подать рапорт на имя начальника училища, полковника Р….

Начальник училища распорядился послать нас на медицинскую комиссию. Медицинская комиссия забраковала только одного — Володю Денисова, он был совсем маленького роста, остальных пропустили. Проводили мы Денисова в дальнюю дорогу. Скинулись ему денег, продуктов и пожелали счастливого пути. Ехать ему нужно было в Белоруссию.

Началась упорная учёба. Студентов, теперь уже курсантов, разбили на роты и взводы. Готовили из нас авиационных механиков по технической эксплуатации боевых самолётов. Старшие курсы вскоре были отправлены в академию им. Н.Е. Жуковского. А младшие стали изучать премудрости авиационной техники.

Изучали самую новую технику: пикирующий бомбардировщик Пе-2, штурмовик Ил-2, истребители Як-1, МиГ-3, Ла-7.

Изучали отдельно мотор, планёр, электрооборудование, приборное оборудование, вооружение, ремонтное дело и, конечно, общевойсковую подготовку — уставы и наставления, строевую подготовку, стрельбы.

Вскоре приняли присягу. Началось несение караульной службы. Тут не обходилось без курьёзов.

Однажды в училище прибыла группа лётчиков, очевидно, для изучения новой материальной части. Их поселили в большой палатке на опушке леса. А охранять палатку поставили молодых курсантов. Из вооружения им, кроме противогаза, ничего не дали. Днём оно ничего, а вот ночью бедный курсант набирался страхов. В лесу темно, всякие шорохи, то ветер зашумит листвой, то собаки кошку гонят, а курсанту кажется, что диверсанты крадутся к его палатке. Хорошо, что всё обошлось. В другой раз пулемётные расчеты перепутали коробки с патронами и с водой — при проверке постов обнаружили.

Учёба шла хорошо. Бывшие студенты быстро акклиматизировались в новой обстановке. Нас даже хвалили. Этому успеху сильно способствовало то, что в институте мы получили хорошую закалку. Хорошо ходили в строю, легко и бодро пели строевые песни, отлично знали винтовку образца 1891-1930 гг. и даже штыковой бой. Да и общеобразовательная подготовка была солидная. Быстро наладились, можно сказать, дружеские отношения с преподавателями и строевыми командирами.

Учились ускоренными темпами, вместе с самоподготовкой, по четырнадцать часов в день. Вот только не сразу уложились в норму выполнения команды "подъем". Вечером, перед сном, уже лёжа на койках, спрашивали друг у друга, что там слышно из Киева, некоторые студенты получали письма от родственников и друзей.

Когда прибыли в Харьков — думали, что спрятались далеко от фронта. Но вскоре фронт напомнил о себе. Начались налёты вражеской авиации на Харьков. Бомбили железную дорогу, нефтехранилище. За училищем, на краю леса, стояли зенитные орудия. Как появлялись самолёты, они ухали вовсю.

Однажды днём низко пролетел Messerschmitt Bf 110 (Me-110) и обстрелял из пулемета казармы. Потом начались регулярные, ежедневные налёты. Только рота построится для следования на ужин — воздушная тревога. Бегом марш в лес в укрытие — глубокие рвы, кое-как накрытые хворостом и землёй. А время уже осеннее. Сумерки наступают рано.

В сумерках не сразу разберёшь в кустах, где окоп, и мечешься по лесу. А осколки от зенитных снарядов так и секут ветки то слева, то справа. По голосам, наконец, определяешь нужное направление, вскакиваешь в окоп, а там уже полно народу. Мокрая глина под сапогами чавкает. Пока дождёшься конца налета, уже и есть не хочется — поскорее бы спать.

Вскоре донеслось известие о том, что Киев захватили оккупанты. Сначала не верилось, но со временем поверили. Официальных сообщений не слышали. Все слухами пользовались. Каждую ночь бомбили Харьков. Горели склады горючего.

Была уже осень, когда отменили занятия. Пошёл слух (опять слух), что училище останется оборонять Харьков. Отобрали группу курсантов, которых начали обучать пулемётному делу и гранатомётному — борьбе с танками. Остальная масса курсантов была направлена на укрепление окраины города, со стороны училища. Выходили рано утром из ворот училища и шагали строем по шоссе до города.

Часть людей поставили на сооружение в подвалах зданий, выходящих окнами в сторону поля — пулемётных точек. Бетонировали отдельные пулемётные гнезда, рыли ходы сообщения между домами. Другая часть курсантов рыла глубокий противотанковый ров,

опоясывающий город. Ров проходил по территории авиационного завода. Недалеко стояли несколько самолётов типа Су-2 (бомбардировщики), но никакого движения около них не было заметно.

Работа здесь была очень тяжёлая. Никакой техники, кроме лопат, не было. Ров был глубокий. Землю снизу наверх приходилось выбрасывать в несколько приёмов. Те, кто копал внизу, бросали землю вверх, сколько могли, на специально оставленный уступ. Там стояли ребята, которые эту землю бросали выше на следующий уступ, а там ещё люди и уступ и так далее.

Моросил холодный дождь, тяжёлая глина прилипала к лопате и не сбрасывалась. Люди быстро уставали, останавливались отдыхать. Командование поторапливало. Работали молча. С трудом дотягивали до конца рабочего дня. Вечером строились и шли снова через поля в училище. Не шли, а брели.

После прихода в казармы обчищали с себя глину, умывались и шли в столовую. Не то обед, не то ужин, если не было очередной воздушной тревоги, и заваливались спать. Утром с трудом просыпались, но действовали быстро, как и следует делать воинам. И так каждый день.

Однажды возвращались с работ в конце дня, в сумерках. При виде знакомых ворот настроение поднялось. Мыслями об ужине и постели тешили себя уставшие курсанты. Но ворота училища не открылись, как обычно. Колонна остановилась.

Кто-то из старших начальников подозвал к себе руководителя колонны и долго беседовал. После этого последовала команда "правое плечо вперед, шагом марш" и колонна, только что пришедшая из города, снова пошла по шоссе в сторону города. Шли уже в темноте. Усталость донимала, и многие шли, уже подсознательно переставляя ноги как во сне, чувствуя только соседей слева и справа.

Привели колонну в город и завели курсантов в подвал какого-то здания.

Зачем, для чего?

В подвале низкий потолок, полумрак, бетонный пол и никакой мебели, никаких предметов. Хочется спать и негде присесть. Прошел слух (опять слух), что к городу прорывается немецкий танковый десант. А так как в училище никакого вооружения не было, то решили спасать курсантов в городе.

Где-то близко к рассвету, с улицы, послышался шум. Оказалось, что приехал грузовой автомобиль, и сгружают ящики с бутылками, наполненными горючей смесью. Внесли ящики в подвал. Кто-то из старших объяснил, как пользоваться этим оружием в случае появления вражеских танков.

Затем раздали бутылки. Каждый мог брать сколько хочет. Но так как бутылки можно было нести только в руках, то больше двух взять нельзя было. У каждой бутылки сбоку была прикреплена длинная палочка, покрытая такой смесью, как спичечная головка. Каждому вручили терку-дощечку, покрытую составом, как спичечный коробок.

Перед тем, как бросить бутылку на танк, нужно зажечь спичку-палочку с помощью терки с конца. Пока бутылка будет лететь к цели, огонь будет продвигаться вдоль спички. Когда бутылка разобьётся и содержимое бутылки прольется на спичку, последняя должна поджечь растекающуюся по танку жидкость. Вот и всё. Инструктаж закончился, и снова тишина. Никакого дела, одно ожидание. Спать хочется страшно. И так до утра.

Уже рассвело. Никакого начальства, никаких указаний. Сколько ещё сидеть в этом подвале? Высказываются предположения уходить самостоятельно в училище. Но пока никто не решается.

Вынужденное бездействие мучает. Да и желудок напоминает о себе — со вчерашнего завтрака ничего не ели. Поодиночке и парами наиболее решительные курсанты уходят из подвала и скрываются из виду. Постепенно их примеру начинают следовать и менее решительные. Идут напрямик через парк.

Некоторые начинают испытывать своё противотанковое оружие — бросают бутылки на большой камень, вставший на пути. Горит здорово, коптит. Сколько глаз видит, растянулись бредущие к училищу курсанты. После прихода на территорию идут прямиком в столовую, чтобы захватить завтрак. Повар кормит всех входящих, не спрашивая, кто из какой роты. Позавтракав, разбредались по казармам и ложились спать. К концу дня было объявлено, что училище будет эвакуироваться.

Утром, после завтрака, прошёл слух, что на складе раздают личные вещи, которые студенты сдали на хранение при поступлении в училище. Ребята быстро побежали к складу. У ворот стояла небольшая кучка каких-то гражданских, жадно смотрящих на открытую широкую дверь склада. В складе на полу валялось множество вещевых мешков, шинелей и прочего имущества. В них копались пришедшие раньше курсанты, пытаясь найти свои вещи. Не найдя своего рюкзака, курсант выбирал себе из этой свалки подходящую аэрофлотовскую шинель по росту и какой-нибудь вещмешок и уходил…

Дана команда разбирать учебные самолёты для погрузки на платформы. Снимали крылья и грузили на автомашины. Затем поднимали хвост самолёта и укрепляли его на кузове машины и потихоньку везли через весь город на железную дорогу. Там по настилу выкатывали самолёты на платформу, укрепляли проволокой, колодки под колёса и так далее.

Так прошел день. Технику погрузили. На второй день начали погрузку в товарные вагоны-теплушки казарменного имущества. Разбирали койки и на плечах тащили через поля, обходя овраги, кратчайшим путём к железной дороге, где стояли вагоны. Со стороны, издали, казалось, муравьи растянулись цепочкой. Не раз пришлось сходить туда и обратно, чтобы перенести всё имущество — койки, матрасы, постели, тумбочки, бачки, умывальники, табуретки и тому подобное. Последний раз поели в столовой и больше туда не возвращались.

Ночевали в вагонах, которые ещё стояли. Потом поехали, поехали, поехали…

О маршруте и конечном пункте ничего не объявляли. Опять жадно ловили всякие новости о событиях на фронтах и о предполагаемом маршруте поезда. Было ясно, раз эвакуируют училище, значит Харьков под угрозой. Постепенно стало ясно, что наш путь пройдет через гОРОД Саратов.

Кормили студентов в специальных продовольственных пунктах, которые были на крупных станциях, специально для обеспечения горячей пищей войсковых частей, продвигающихся по железной дороге. Обед (там был только обед независимо от времени суток) заказывали телеграфом вперёд, заблаговременно, и получали его, было ли это днём, утром или ночью. Переехали Волгу возле Саратова и двинулись дальше, на восток. Пошли казахские степи.…

Иногда эшелон останавливался в открытой степи. Курсанты спрыгивали на землю из своих теплушек, кто по нужде, а кто так, размяться, почувствовать под ногами твёрдую почву.

Степь да степь кругом. Только какой-то незнакомый колючий бурьян. Иногда к вагонам подходили местные жители и предлагали купить брынзу, дыни. Один курсант купил большую дыню и очень радовался вначале своей покупке. Однако есть он её не стал. Подумал, поразмышлял и объявил, что дыню он намерен разыграть в лотерею. Наделал билетиков в 1 рубль и распространил среди друзей. Когда нужная сумма была собрана, дыня была съедена сообща.

На одной из остановок по вагонам была передана команда – закрыть наглухо окна и двери до особого распоряжения. Потом говорили, что проезжали местность, где ещё есть чума и проказа. Затем была близко граница, и снова приказано было с одной стороны окна и двери закрыть.

В конце концов, эшелон прибыл в город Сталинабад. Училищу была отведена территория педагогического института. Пока казармы не были готовы, курсанты привезли с железной дороги свои харьковские койки и тумбочки, расставили их прямо во дворе рядами и так спали. Несмотря на дневную жару, ночи были холодные.

Первые впечатления — накупили гранатов и смаковали невиданные доселе плоды. Обратили внимание на очень мелкую дорожную пыль. За ночь она оседает. А утром, как пройдут первые ишаки, взобьют её своими копытцами, так целый день пыльное облако стоит. Сквозь него солнце, как луна проглядывает.

Постепенно перевезли авиационную технику на отведённую под учебный аэродром площадку. Собрали самолёты. Натянули большие палатки, в которых оборудовали классы по изучению конструкции и эксплуатации самолётов. Оборудовали классы и казармы. Наладила работу столовая.

Постепенно гарнизон приобрёл вид нормальной войсковой части. Утром подъём, зарядка, потом бегом к реке Душанбинке. Оттуда каждый должен был принести два камня для мостовой на территории училища. Умывание. Построение. Самоподготовка.

Завтрак. Занятия. Обед. Занятия. Опять самоподготовка и так далее. Пока было тепло, для занятий топографией ходили за город. Занятия проводил капитан, который раньше в институте работал на военной кафедре и прибыл вместе со студентами в училище. В перерывах он вместе со студентами беседовал и воспоминал о Киеве.

Обратно возвращались с песнями. Курсанты, бывшие студенты, пели песни прекрасно. Особенно ребята старались на подходе к училищу. Прохожие останавливались и любовались такими молодцами. Руководитель занятий гордился своими питомцами. Он их ещё в институте обучал строевой подготовке. А командир отделения Вася Ступак от волнения каждый раз краснел.

Вскоре пришла зима. Выпал снег, начались морозы. Однако зимнего оборудования курсантам не выдавали — считалось, что они в тёплых, южных краях. В казармах было тепло, а вот на учебном аэродроме в палатках было холодно. Мёрзли также в карауле.

Кто бывал в карауле, тот обычно рано утром, выходя в город, покупал чуреки — таджикский хлеб. Пекли чуреки в интересных печах тут же на глазах у покупателей и сразу продавали горячими. Дело в том, что кормили не очень и есть хотелось постоянно. Чтобы утолить голод, покупали у таджиков сушёные фрукты и прочее.

Охотно шли в наряд на кухню — там можно было подкрепиться. В общем, житьё-бытьё было не весёлое. Большинство были родом с Украины и Белоруссии и, конечно же, писем не писали и не получали. Радио и газеты приносили печальные новости.

Это была зима, когда немцы пытались захватить Москву. В училище была проведена "чистка". Всех, кто учился слабовато, отчислили из училища и организованно отправили в пехоту и артиллерию. Попали туда и некоторые бывшие студенты. Оставшиеся учились почти полностью на "отлично".

Незаметно за занятиями и караулами прошла зима, и начались тёплые дни. Стирать обмундирование водили курсантов на реку Душанбинку. Каждый облюбовал себе камень в воде и стирал на нём. Потом раскладывал на травке сушить, а сам пока грелся на солнышке. Там, на берегах Душанбинки, в это время проходили занятия новобранцы национальной дивизии. Их обучали искусству окапываться, а также действиям с минометами.

Однажды курсантов повели на экскурсию на аэродром городского аэропорта. Их повели на участок, где стояли боевые самолёты И-16(истребители). Показали сами самолеты, их обслуживание предполётное, послеполётное, централизованную заправку бензином. Примечательно, что в 70-е годы, то есть 30 лет спустя не все ещё аэропорты имели централизованную заправку.

Когда курсанты возвращались из аэропорта, то, воспользовавшись пребыванием в городе, зашли в фотоателье и всем классным отделением сфотографировались на память.

Очень дружные отношения наладились у курсантов со всеми преподавателями. Среди всех они выделяли преподавателя конструкции самолётов Панченко. Даже комроты, общевойсковой офицер-лейтенант Красников, отличавшийся строгостью, подружился с курсантами, которые учились хорошо и были образцовыми. Только однажды он обиделся на курсантов. Это было так.

Во время самоподготовки отделение занималось изучением устройства пулемёта. Каждый курсант по очереди разбирал пулемёт, называл детали, их назначение и взаимодействие и собирал. Комроты в это время ходил по классам, и проверял, чем и как занимаются его подопечные.

Зашёл и в первый взвод. Дежурный скомандовал "смирно", лейтенант ответил "вольно, продолжайте" и занятия продолжились. Очередной курсант, разбиравший пулемет сказал: "…для того, чтобы снять эту деталь, нужно сначала вынуть шплинт…" Тут лейтенант крикнул: "Отставить! Не шплинт, а разрезная чека", и покраснел.

Курсанты настаивали на названии "шплинт". Они привыкли к этому слову. Ведь на самолёте и моторе, которые они уже неплохо изучили, они встречали большое количество шплинтов разного размера. В наставлении по инженерно-авиационной службе, которое они изучали, шплинтам уделено большое внимание. И вдруг шплинт — не шплинт.

Курсанты не соглашались, а лейтенант все багровел. Потом он сам признался, что какие-то курсанты обозвали его "шплинтом", за малый рост, и он поэтому так реагирует. Напряжение было снято, стороны объяснились и разошлись без обид.

Курс наук был закончен в конце апреля. Первыми были выпущены курсанты классного отделения, которые изучали пикирующий бомбардировщик "Петляков-2". Присвоили им всем звание старшего сержанта технической службы. Так как знаков различия ни где достать нельзя было, то приказали вышить белыми нитками на голубых петлицах по три треугольничка.

30 апреля классное отделение погрузилось в вагон и отправилось в путь.

Назначение было в Москву в Управление кадров ВВС. Ехали долго-долго. Управление кадров дало всем назначение на аэродром Монино (под Москвой) в авиационный бомбардировочный полк, который летал на самолётах Тб-3 и должен был вот-вот получить новые пикирующие бомбардировщики.

Бывших курсантов, теперь уже авиационных механиков, приняли на довольствие, разместили в казарме и сказали пока ждать распоряжений. В этой же казарме спали лётчики. Летали они по ночам, а днём спали. Вылетали куда-то под Харьков, бомбить немецкие войска, и возвращались к утру. Механики смотрели со стороны, как подвозят громадные бомбы к самолётам, подвешивают их и думали, что вот скоро и им придётся включаться в боевую работу. Прошла неделя, а никаких самолётов ещё нет. Вскоре пришло распоряжение сверху отправить прибывших механиков в 9-й запасной авиаполк в город Казань. Поехали механики в Казань.

9-й ЗАП располагался в мрачных казармах, сооружённых ещё, наверное, при Петре I. Поселили механиков на дощатых нарах, и на завтра уже назначили в караул.

Бедность сквозила вокруг. В столовой не хватало мисок, не было ложек, рацион тоже не вызывал восторга. Там были собраны разные, случайно оказавшиеся там по воле судьбы люди — рядовые, сержанты, офицеры, механики, техники, мотористы, стрелки-радисты, электрики, оружейники, прибористы и так далее. Все они по очереди ходили в караул и на различные хозяйственные работы и ожидали отправки в настоящие авиационные полки.

Обстановка была гнетущая. Переночевали. На второй день прибывших механиков на работы не посылали, так как перед заступлением в караул им полагалось свободное время на подготовку и отдых. После обеда должны были строиться для следования на развод караулов. Однако ещё до обеда поступило распоряжение никому не отлучаться из казармы.

Вскоре из штаба пришёл капитан, построил механиков и с ними ещё группу и объявил, что завтра они отправятся на авиационный завод для оказания помощи. До конца дня занимались сборами. На следующее утро рано строем все отправились к трамваю, и трамваем добрались до завода. Там выдали всем пропуска, завели на территорию завода и поселили в палатках.

Оказывается, завод долгое время не получал комплектующих деталей — воздушных винтов, воздушно-масляных радиаторов и других. Поэтому самолёты, выходящие ежедневно из цеха, не шли на фронт, а выстраивались длинными рядами на краю заводского аэродрома. Кроме того, выстроился ряд самолётов, у которых при первом же полёте вышли из строя моторы, и была необходимость их заменить.

Получалось, что завод работал, а фронтовые части, несмотря на острую необходимость, самолёты не получали. А в тот день, когда наши механики чуть не попали в караул, на завод прибыл целый авиационный эшелон с воздушными винтами, радиаторами и прочими нужными вещами.

Перед механиками и всей прибывшей группой военных ставилась задача в кратчайший срок доукомплектовать готовые самолёты и довести их до отправки на фронт. Были и другие задачи. Часть механиков была направлена в распоряжение начальника цеха общей сборки и распределена по сменам.

Работа всем нашлась. Дело в том, что основной рабочей силой в цехах были голодные подростки, малоквалифицированные, они собирали самолёты, как умели и как могли. Прибывшие механики вместе с контролёром проверяли монтаж систем, составляли перечень дефектов и передавали другим механикам, которые все это переделывали как надо. В цех пошли только грамотные механики, знающие этот тип самолёта.

Большую группу выделили для установки винтов на самолёты, которые стояли рядами на зелёном поле. В эту группу, кроме механиков, вошли радисты, стрелки и другие военнослужащие. Для большей эффективности эта группа была разделена на несколько специализированных бригад.

Первая бригада распаковывала ящики с воздушными винтами. Дело в том, что винты приходили в разобранном виде — лопасти отдельно, втулки отдельно и так далее. Все это смазано, завернуто и забито в отдельных ящиках. Вот ребята эти ящики по номерам выбирали из большой кучи, распаковывали один комплект, сверяли документы с номерами лопастей, короче говоря, готовили комплекты деталей.

Вторая бригада, с помощью бензина и тряпок, очищала детали от консервирующей смазки. Третья бригада производила сборку винтов. Четвёртая бригада проверяла весовую балансировку собранных винтов на эквилибраторе.

Всем им отвели для работы большой ангар. В углу этого ангара техники заприметили опытный самолет Пе-2, с моторами воздушного охлаждения. На фронте этот вариант самолёта появился спустя два года.

После балансировки собранные винты попадали в руки транспортной бригады. У них была автомашина полуторка. Винты грузили на кузов по две штуки. Лопасти опирались на борта. Машина подъезжала задним ходом к очередному самолёту — к мотору. Бригада дружно поднимала винт, ставила его на ребро, одевала на вал винта на шлицы. Затем машина подъезжала ко второму мотору и надевала на вал второй винт.

Окончательный монтаж винтов производила следующая по номеру бригада. Она же готовила следующий самолёт к постановке винтов. Очищали от смазки шлицы вала, устанавливали бронзовый задний конус винта, смазывали его графитовой смазкой, готовили нужные прокладки, контровки и так далее.

После надевания винтов на вал принимали паспорта винтов, сверяли номера, записывали в ведомость номер самолёта и номера его винтов, а в конце дня передавали эти сведения в цеховую администрацию. Вот такой конвейер работал целый день.

В каждой бригаде руководили работой механики, так как работа была достаточно сложной и ответственной. Вскоре и остальные механики неплохо усвоили свои новые, узкие, специальности, и работа кипела. Когда закончили установку винтов, нам дали новую работу.

На этом же заводском аэродроме стоял ещё один ряд самолётов. Это те, у которых в первом же пробном полёте вышел из строя мотор, и его следовало заменить.

Создали бригаду из различных специалистов — электрики, прибористы, радисты и один механик — это я. Поэтому бригадиром назначили меня. Освоились на новой работе быстро, и работа закипела.

Однажды на этот аэродром сел самолёт По-2, из него вышел военный и подошёл к нам. Судя по знакам различия в его петлицах, он был большим начальником. Я доложил, как положено по уставу. Он спросил, что нам нужно для ускорения работ. Я сказал, что мастер не даёт нам некоторые ходовые, дефицитные инструменты и свёрла малого диаметра, а также имеем трудности в получении табака.

Когда мы потом шли на обед, через проходную, мастер сердито бурчал в наш адрес, но зато инструменты и табак мы получили.

Теперь все самолёты, на которых мы ставили винты и моторы, нужно было готовить к полёту. Это называлось доводкой. Нас распределили по заводским бригадам доводки.

В это время на завод начали приезжать представители полков для получения самолётов. Познакомились мы с одним таким представителем и договорились забрать нас в свой полк. Полк только ещё формируется, вот-вот получат новые самолёты, а для их обслуживания механики необходимы.

Нас забрали: Кучеренко Евгения Трофимовича, Мартынюка Николая Моисеевича, Пантелята Илью Юдовича, Плотнира Ивана Ивановича, Грышко Василия Михайловича, Литоша Василия Леонтьевича и Слободянюка Владимира Яковлевича.

Пароходом по Волге приплыли мы в г. Энгельс, где в Энгельской авиационной школе пилотов формировали бомбардировочный полк, в котором мы прослужили всю войну до мая 1946 года.

Тут Раскова Марина Михайловна*, Герой Советского Союза, формировала три авиационных полка, укомплектованных в основном женщинами.

Один полк летал на лёгких самолетах По-2 — ночных бомбардировщиках. Другой — истребительный полк — на самолётах конструкции Яковлева. Третий — бомбардировочный полк — обучался вначале на самолётах Су-2 одномоторных, а затем на пикирующих бомбардировщиках Петляков-2.

Сразу по прибытии мы включились в работу. Сначала полк имел всего три самолёта, и полёты проводились очень интенсивно. Целый день взлёт-посадка, взлёт-посадка. Потом получили ещё несколько самолётов. К концу дня очень уставали.

Полк ночников улетел на фронт. Истребители остались на обороне Саратова. Полк Пе-2 закончил учёбу примерно в ноябре 1942 года. Государственная комиссия признала полк готовым к боевым действиям.

Полк направили в распоряжение Северо-Западного фронта на аэродром Киржач…

Светлая память всем, кто ушёл…

В.Я. Слободянюк

 

 

P.S. Материалы напечатаны после смерти автора Слободянюка Владимира Яковлевича (19.07.1924г. — 02.12.2003г.), ветерана ВОВ, доцента Национального Авиационного Университета Украины, похороненного в Киеве.

Текст соответствует рукописному оригиналу.

(Редактор-оформитель Слободянюк Т.В.)

* Командир полка Раскова Марина Михайловна (28 марта 1912г.- 4 января 1943г.), отец — артист оперы (баритон), мать — работала учителем средней школы)), училась в Московской консерватории. В 1934 году окончила Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота, стала штурманом. В 1935 году окончила школу лётчиков при Центральном аэроклубе. Продолжала работу в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского в должности инструктора-лётнаба.

В 1937 году в качестве штурмана участвовала в установлении мирового авиационного рекорда дальности на АИР-12, лёгком гоночном самолёте, в 1938 году — в установлении двух мировых авиационных рекордов дальности на гидросамолёте МП-1.

Погибла в авиакатастрофе 4 января 1943 г. при перелёте на фронт в сложных метеоусловиях.