27 января 1944 года – день полного снятия блокады Ленинграда

В январские белые снежные дни мой родной город вспоминает блокаду. Нынче исполнилось семьдесят шесть лет с тех пор, как адское кольцо вокруг Ленинграда было окончательно снято. Блокаду победили, разбили, прокляли, но не забыли.

Я часто думаю об этом человеке. Особенно, когда прохожу по Невскому проспекту, мимо мемориальной доски, на которой сказано, что во время артобстрелов эта сторона улицы была наиболее опасна. Возможно, именно здесь он и погиб, когда в студёный день 11 декабря 1942 года начался страшный артобстрел. Сторона эта – правая, если встать лицом к Дворцовой площади, где над Александровской колонной вознёсся Ангел…

Дело людей, не сдавшихся в ленинградской блокаде, тоже было правым. Ни на минуту не сомневаясь в том, что мы победим, они способны были в аду мечтать о рае. Этот человек был одним из них, из титанов. Звали его Лев Александрович Ильин.

Лев Александрович не просто любил и знал Ленинград как никто, он его – сохранял. Будучи блестящим зодчим, занимал должность главного архитектора города с 1925 по 1938 годы, руководил разработкой Генерального плана развития Ленинграда.

Во многом благодаря Ильину облик прекрасного нашего города дошёл до нас таким, каким его задумали гении. Не так-то просто в постреволюционные годы было отстоять великую архитектуру прошлого. Но Ильин отстоял. Не дал заменить Ангела на Александровской колонне в центре Дворцовой площади, отказался сузить тротуары Невского в три раза, снести величественные Московские ворота, убрать знаменитый «горбик» старинного Прачечного моста. А архитектурное убранство моста Пантелеймоновского, строгое и нежное, с неповторимыми фонарями, было одной из первых работ этого зодчего.

Когда в 1906 году прокладывали трамвайные рельсы, надо было перестроить и укрепить Пантелеймоновский мост. И Лев Ильин в свои 26 лет умудрился органично вписать сей мост в ансамбль набережных, где у Летнего сада Фонтанка встречается с Мойкой. Именно тогда он понял главное: великий город на Неве – прежде всего великий ансамбль. Красота его рукотворна и нуждается в защите.

Лев Александрович Ильин стал создателем и первым директором Музея Города – предшественника Музея истории Санкт-Петербурга. А ещё основал общество «Старый Петербург». Это была общественная организация, причём очень сильная, которая изучала и сохраняла памятники истории и культуры. Именно отсюда вышли первые охранные списки бессмертных шедевров. И многое из того, что кажется нам сейчас привычным и закономерным. Например, то, что на месте дуэли Пушкина на Чёрной речке стоит памятник поэту, что в его последней квартире, на Мойке, 12, открыт музей, что в Александро-Невской Лавре появился музейный некрополь.

Архитектор Лев Александрович Ильин был одним из основателей Государственного института проектирования городов. С 1940 года он возглавлял Институт градостроительства Академии архитектуры СССР, с 1941-го стал членом-корреспондентом Академии архитектуры СССР.

Когда началась война, ему пошёл шестьдесят второй год. Но он остался в Ленинграде. Уже в первую военную зиму, в смертельном кольце, начал продумывать генеральный план восстановления родного города! С июля 1941 года руководил маскировкой памятников архитектуры, разрабатывал программу архитектурных обмеров. Он участвовал в подготовке городской конференции архитекторов, выступал на ней с докладом, разрабатывал методы реставрации…

А по вечерам, в самые лютые месяцы блокады, при свете коптилки, писал книгу о Ленинграде. Она так и называется «Прогулки по Ленинграду»:

«Переживания сегодняшнего дня слишком сильны, чтобы писать трактат… Гораздо легче смотреть внутрь себя… Прогулки по Ленинграду – вот форма, которая сейчас для меня доступна».

Откуда он находил в себе силы на эти прогулки – абсолютно неведомо. Сила духа плюс сила таланта, плюс вечная аура города, плюс ещё что-то, чего словами не скажешь…

Трудным убористым почерком он исписал десять ученических тетрадей. А ещё сотворил рисунки. Точные и вдохновенные. Карандашом, акварелью, сангиной, – тем, что нашлось под рукой.

Он проводит нас по местам, где часто ходил и много думал. Я перелистываю странички этой книги с гордостью, трепетом и комком в горле. Вот она, изящная линия Зимней канавки, а вот гармоничное мироздание Дворцовой площади, выверенные пропорции дома Абелек-Лазарева. А на набережных – Пушкин и Пётр, Жуковский и Крылов… Лев Александрович населил своё пространство города гениями прошлого, ибо для него это – не просто исторические персонажи, а единомышленники, помогающие творить и в реалиях ледяной пустыни.

Глазу просто физически необходимо было – уцепиться за что-то непреходящее. И тогда душа опиралась о невесомое крыло Красоты.

Квартира Льва Александровича на Фонтанке была разрушена фугасной бомбой. Он перебрался в подвалы Эрмитажа и продолжал работу над рукописью там. Эти подвалы-бомбоубежища стали домом, научным кабинетом, творческой лабораторией для многих моих великих земляков. Их вера – катарсис для нас, сегодняшних.

Всего в эрмитажных подвалах существовало 12 бомбоубежищ. Бомбоубежище №7 – под боковым нефом итальянских залов, №5 – под Египетскими, №2 – под Двадцатиколонным, №3, то самое, где жил Ильин, – размещалось под Итальянскими просветами.

Итальянские просветы – анфилада божественных залов, созданных вдохновением Лео Кленце, куда изливается «верхний свет»; где гигантские своды, с широкими фризами наверху, покрыты позолоченной арабесковой лепкой на ангельски-голубом фоне, а стены – в противовес им тёмно-красные, а резные золочёные диваны и кресла обиты пунцовым бархатом… Как органично и хрустально звучит теперь в этих высоких пространствах музыка Вивальди и Монтеверди, и как внимают ей великие полотна Веронезе и Тинторетто, Джордано и Тьеполо. А тогда…

«Вход во 2-е и 3-е бомбоубежища – через Двадцатиколонный зал, через запасный выход на двор, под арку, – свидетельствует дневник соратника Ильина, соседа по эрмитажным подвалам, академика архитектуры Александра Никольского. – Ночью этот путь – от подъезда до входа в бомбоубежища через переходы и залы Эрмитажа – фантастичен до жуткости.  Светомаскировки на больших музейных окнах нет, и зажигать свет здесь не разрешается. Поэтому в Двадцатиколонном зале, в торцах его, стоят на полу аккумуляторы с маленькими электрическими лампочками. Всё вокруг темно, как сажа. Впереди в кромешной тьме мерцает маленький путеводный огонёк…»

Коптилками в Эрмитаже стали пользоваться не сразу – там сохранился большой запас церковных свечей. Свечи мерцали и на столах, за которыми работали люди.

Книга Ильина тоже источает свет. Как можно было ощутить этот свет в стылом подвале, во тьме осады, изнемогая от голода и беды, но ни на секунду не теряя присутствия духа?!

«Черты облика Ленинграда лаконичны, просты, суровы и прекрасны. Ленинград войны ещё суровее, суров до трагизма и прекрасен, как классическая трагедия, для тех, кто в нём жил, с ним жил, его видел…»

Эта книга в жанре путевых заметок, как бы экскурсия в Петроград-Ленинград. Итог наблюдений и размышлений автора о том, чему он посвятил жизнь, об архитектуре Северной Венеции.

Но и не только о ней. О жизни, о времени. Перед нами предстаёт вереница веков, творений и лиц творцов. Широкая эрудиция, могучий интеллект, недюжинная память автора просто потрясают. А ведь под рукой у него не было ни справочников, ни телефонов, ни всесильного Интернета, как сейчас. Сколько же всего он знал, помнил и любил! Какой огромный мир нёс в самом себе…

«Мы живём мало и быстро; мы часто всё чего-то ждём и не замечаем окружающего. В Ленинграде не замечать всего прекрасного, что записано и начертано на нём, – непозволительно, это значит – лишать себя многого в настоящем…»

Когда я вчитываюсь в эти страницы, меня пронзает мысль: это написано и о сегодняшнем дне тоже. И о нас.

А вот этот абзац нужно произносить вслух. Так, чтобы все услышали и прочувствовали мгновения великого духа великого города:

«Город по-прежнему гордо стоит всем своим мощным телом… И так до сих пор – после восьми месяцев войны и полугода осады…

Город – монументальная сказка. Исаакий – розово-серое видение, улица Росси – как бы фарфор веджвуд, золотисто-розовый, над которым нежный, весь пронизанный морозом бархат голубого неба. Нет места для анализа, разум уступает место чувствам – видишь истинно прекрасное, где природа суровейшая, жесточайший мороз, едва переносимый, создали из архитектуры, из творений рук человеческих – нечто непередаваемое, нечто неописуемо прекрасное.

Написать, нарисовать – нельзя. Можно запомнить и никогда уже не забыть тем, кто имеет глаза...»

Лев Александрович Ильин был смертельно ранен на Невском проспекте, когда враг с исступлением вандала обстреливал Ленинград из мощных артиллерийских орудий. После гибели архитектора остались десять ученических тетрадей с рукописным текстом «Прогулок по Ленинграду» и набросками иллюстраций.

В 1960-е годы эти материалы были переданы в Музей истории Ленинграда. Несколько выдержек из рукописи публиковались в 1960–1970-х годах. А сейчас Государственному музею истории Санкт-Петербурга удалось издать полный авторский текст. Текст дополнен комментариями. Книга иллюстрирована рисунками Ильина, созданными во время его работы над рукописью, а также фотографиями и графикой из собрания Государственного музея истории Санкт-Петербурга.

Книга эта удивительна. Как удивительна и вся непростая, цельная жизнь Льва Александровича Ильина. Его судьба вызывает у меня восхищение. И боль. Без боли в блокаду не заглянуть.

Сколько великих людей осталось там навсегда, в ледяной блокадной стуже. Они и теперь с нами, среди нас. Их помнят сами стены города. Сейчас к мемориальной блокадной доске, установленной на доме №14 по Невскому проспекту, горожане несут цветы. Пламенеют красные гвоздики, источают сладко-горький аромат розы и гиацинты.

В этом здании расположена школа № 210. В августе сорок первого здесь была размещена аварийно-спасательная команда, но дети продолжали учиться. Занятия велись в подвале бомбоубежища. Многие учителя ушли на фронт. Ушёл и первый директор школы, Семён Басов. Он пал смертью храбрых осенью сорок второго года, под Ораниенбаумом. За два дня до этого написал письмо своей дочке. Про то, что «хотел бы видеть её честным, горячо любящим Родину человеком». Его дочь, Светлана Басова, выросла и стала учителем. Заслуженным Учителем России…

Мы ходим сейчас по улицам, сохранённым ими для нас. Как по мостику в будущее.

Т.А. Кудрявцева, редактор газеты «Пионерская правда» по С.-З. России, СПб